Взаимоотношениям двух увлеченных читателей Маркса — Ленина и Струве — посвящены отдельные исследования.
Примечательно, что ленинский «шлейф» сопровождает и библиотеку Струве. Телеграмма Ленина послужила этому собранию «охранной грамотой»; в советское время именно тот факт, что библиотекой Струве пользовался Ленин, привлекал к ней внимание сотрудников Института марксизма-ленинизма. Они разыскивали в книгах те пометки, которые могли быть сделаны рукой В.И. Ульянова.
А чем еще интересно это книжное собрание?
Оно необыкновенно разнообразно и содержит издания, относящиеся к разным эпохам областям знания: римский гражданский кодекс «Corpus Juris Civilis», изданный в 1688 году во Франкфурте, соседствует с указаниями по шелководству и устройству плантаций тутовика середины XVIII века.
В библиотеке находим «Экономикос» древнегреческого историка Ксенофонта, изданный в 1734 году в Гамбурге; «Abris der Naturphilosophie» Лоренца Окена 1805 года и путевые заметки русского «философа техники» П.К. Энгельмейера «Париж-Москва на автомобиле» 1909 года;
(обложка и титул)
Такая многосторонность библиотеки Струве отражает необыкновенную широту его интересов, энциклопедичность его натуры, характерную вообще для интеллектуальной среды той эпохи.
Друзья и единомышленники Струве собирались на квартире у Туган-Барановских, в семье Михаила Ивановича, известного экономиста, и его жены Лиды. Об этих встречах вспоминает в своих мемуарах Ариадна Тыркова-Вильямс, восхищаясь необыкновенной эрудированностью их участников:
«Там же, у Лиды, встретила я в первый раз П.Б. Струве <...> Я была одна из немногих, дерзавших задавать критические вопросы, сомневаться. Но где мне было спорить с такими книжниками. <...> Они сыпали цитатами, перебирали страницы Маркса и Энгельса, точно это были волшебные мелодии Пушкина, ссылались на французов, изредка на англичан, больше всего на немцев, назвали писателей, имен которых я никогда не слыхала .»
На первом этаже главного корпуса, в исторической галерее портретов сотрудников университета, можно увидеть и портрет П.Б. Струве. Остались ли какие-то «вещественные» знаки присутствия Струве в стенах Политехнического университета? Может быть, фотографии тех времен, подлинные предметы или конкретные места на территории, о которых мы можем с уверенностью сказать: они хранят память о жизни и работе Струве в Политехе?
Издания из коллекции Струве, действительно, пестрят разного рода пометами, по которым можно проследить истории бытования каждой отдельной книги. Дарственные надписи могут пролить свет на личные отношения дарителя и одариваемого, их манера воссоздает специфику этикета и норму литературных взаимоотношений эпохи. Личные инскрипты Струве не только обновляют понимание его научной работы, но и приоткрывают особенности его характера.
Фирменные штампы и экслибрисы не всегда содержат предусмотренного указания номера тома в библиотеке, которое отсутствует, скажем, на издании «Капитала» 1894 года.
Листая книги, нередко натыкаемся на «размышления вслух»: Струве (предположительно!) то сомневается в верности приводимой Марксом формулы, перепроверяя на полях решение, то находит опечатку в русском переводе. На книгах встречается много надписей и помет на немецком языке, которым Струве владел, вероятно, так же хорошо, как и русским.
Надеемся, что текущий проект по библиотеке Струве будет продолжен. Это даст возможность не только полностью каталогизировать иностранную часть библиотеки, содержащую порядка 3417 изданий (3956 томов) на немецком, французском, английском, польском, а также греческом и латинском языках, но и провести тщательный филологический и историко-культурный анализ книжных автографов.
Материальное изучение книжного собрания Струве отдает дань истории бумажной книги, которая в эпоху бурного развития цифровых технологий грозит стать архаикой и раритетом. Одновременно именно цифровые технологии являются одним из средств консервации редкого книжного фонда, сохраняя на века — пусть и в «фантомном» виде — обложку и шрифт, бумагу и хранимые на ней графические знаки как уникальные артефакты гуманитарной культуры.